И Виктория Павловна, мгновенно решившись (долго раздумывать было не в ее характере), мысленно сплюнула через левое плечо и с нарочитой строгостью заявила:
— Даша, сейчас не время для розыгрышей.
— Розыгрышей? — недоуменно переспросила та.
Вика повернулась, чтобы ее лица не мог видеть Талызин, и подмигнула, вложив в мимику весь свой невеликий актерский талант.
— Конечно, у нас в студии розыгрыши вошли в привычку, но такими серьезными вещами, как смерть, шутить все же не стоит. У нынешней молодежи ничего святого, знаю по собственному сыну. Слава богу, Игорь Витальевич, что у вас есть чувство юмора! — она глянула на следователя взором, исполненным неземного восхищения. — Это настолько редкое качество, особенно в вашей профессии! Зато и ценится очень высоко, для любой женщины чувство юмора в мужчине куда важнее всякой там красоты. Кто-то другой на вашем месте принял бы Дашины слова за чистую монету, но вы с вашим умом сразу все распознали. Нам всем необыкновенно с вами повезло!
Талызин молчал. Вика впервые обнаружила, что и его неприметное лицо способно выражать яркие эмоции. В данном случае их было несколько. Основной являлось глубокое недоумение, но за ним мнилось что-то еще, похожее, как ни странно, на ласковую снисходительность.
Однако разбираться в движениях его души не было ни времени, ни возможности, ни, наконец, желания. Бедная Даша, не имея жизненного опыта Виктории Павловны, не сумела понять намека и трогательно возразила:
— Я бы не стала шутить такими вещами, и ваш Леша тоже никогда бы не стал, я уверена! Как вы могли подумать? Я говорю серьезно.
Тамара Петровна, откашлявшись, неуверенно выдавила:
— Но… э… это ведь не… то есть… я могу подтвердить, что он пытался… то есть… у тебя ведь не было другого выхода, правда, Даша? Просто роковая случайность. Блок был плохо закреплен, а ты вырывалась и задела. А он… Преображенский то есть… он в тот день был не в себе, и он очень даже мог… э… ведь нельзя наказывать девушку за то, что она… э… бережет свою честь…
При слове «честь» Галина Николаевна истерически расхохоталась. Вику трясло от напряжения, ей не терпелось узнать, удалось ли обмануть следователя хитрой выдумкой о розыгрыше или нет, но Талызин продолжал недоуменно молчать, а инициативу вдруг проявила Марина — впрочем, тоже не без глубокого недоумения.
— Ты схватила блок и опрокинула на Преображенского? — медленно, почти по слогам уточнила она.
— Ну, да, — встревожено кивнула Дашенька. — А разве… то есть…
Две минуты назад она оттарабанила без запинки длинный монолог, теперь же явно растерялась. Зато пришел в себя следователь, бросив на Марину раздраженный косой взгляд и зачем-то в свою очередь повторив:
— Схватила и опрокинула?
— Да, — затравленно подтвердила Даша. — Вы думаете… то есть… он тяжелый, да? Но я гораздо сильнее, чем это кажется со стороны, честное слово! И еще добавилось состояние аффекта…
— Надеешься списать на состояние аффекта? — прошипела Галина Николаевна, с ненавистью глядя на соперницу. — Не надейся! И не делай вид, будто Женя пытался тебя изнасиловать, никто тебе не поверит! Вот бросить тебя — другое дело. Надоела ты ему, он дур-то не любит. Вот ты его и убила… Я так и знала, что это ты, сразу знала! Кто ты была бы теперь, если б он был жив? Брошенная шлюха! А теперь, видите ли, последняя любовь гения, интервью на всю страну, шумиха. Да ради этого такая, как ты, полгорода прикончит!
— Тише, — коротко приказал Талызин, и она смолкла. Он обратился к Даше.
— Пожалуйста, поподробнее о том, как вы опрокинули блок. Где он находился?
— Ну… я… на шкафу, кажется. На самом краю. Поэтому было совсем нетрудно его опрокинуть. Но я точно не помню, потому что аффект… Я не обязана помнить, в аффекте не помнят!
Похоже, лишь тут Денис смог стряхнуть оцепененье, в котором пребывал на протяжении всей сцены.
— Ты сбрендила, Дашка! — ударив кулаком по столу, вскричал он. — Ты с ума сошла! Вы ее не слушайте, она парит! Мы с Кириллом тащили этот чертов блок в подсобку, так надорвались! Ей его и с места-то не сдвинуть!
— Тем не менее, он упал, — вежливо информировала Галина Николаевна.
— Потому что заранее был таким образом установлен, понятно? Только так! Вон мент подтвердит, он не слепой!
— Молчи! — вырвалось у Даши. — Молчи, Денис, не вмешивайся!
Она бросилась к нему на грудь и заплакала. Вике вдруг все стало ясно, как божий день. Чтобы Дашенька кого-то убила, даже ненароком — нет, ерунда, вранье, в которое можно поверить не более, чем на полсекунды! Просто бедная дурочка почему-то убедила себя, что убийца — Денис, и теперь пытается отвести от него подозрения. Но не такой же ценою, правда? А Денис действительно сегодня сам не свой.
— Я согласен с Денисом, — вмешался Кирилл. — Блок очень тяжелый. Затея не для женщины.
Виктория Павловна между тем судорожно решала, делиться ли с Обалдевшим поклонником своим гениальным прозрением. С одной стороны, вроде надо, потому что нельзя позволить девочке погубить себя. А с другой, если Даша готова на все, чтобы не впутать в это загадочное дело жениха, значит, имеет причины! Вероятно, знает то, чего не знают остальные. Так стоит ли портить ей игру? Куда ни кинь, все клин.
Слава богу, проблема разрешилась автоматически. Следователь изучающе глянул на Дениса и флегматично поинтересовался:
— А вы сами-то не имели ссоры с Преображенским в день спектакля?
Денис вздрогнул, нахмурился, затем отстранил от себя Дашу и строго спросил: