Вика немного растерялась. Сплетничать про Дашеньку ей не хотелось, но еще меньше хотелось ссориться со всесильной журналисткой.
— Дашенька… она же еще ребенок. Конечно, она ему нравилась, но ничего такого просто не было! Я бы и рада была рассказать, но ничего не было, понимаете!
— А вы поговорите лучше с нею самой, — посоветовала Марина. — Не сомневаюсь, это будет куда эффективнее, чем расспрашивать нас.
— Да говорила я с ней вчера, а толку-то? Ладно, с вами тоже каши не сваришь, только время зря истратила. Вот, подпишите свои интервью, и я побежала. Скорее всего, они не понадобятся, но я привыкла работать добросовестно, так что на всякий случай утром набросала.
Вика, не глядя, подмахнула странички. Марина, подняв брови, принялась читать. Сперва она явно опешила, потом улыбнулась, потом расхохоталась.
— Вы что? — раздраженно осведомилась Юля.
— Это пародия? Вы ведь это писали не всерьез?
— Это вы пишете не всерьез, потому что даром, а моя каждая строчка больших денег стоит, так что у меня все серьезно.
Журналистка все-таки обиделась, а глупая Маринка еще и подлила масла в огонь, равнодушно заметив:
— Вы же не думаете, что я это подпишу?
— Дело ваше. Охота прозябать в безвестности — пожалуйста. То-то никто вас и не знает. Вичка, если что клевое вспомнишь — звони.
И она упорхнула, оставив после себя крепкий аромат французских духов и табака.
— Позвони Даше, предупреди, что мы натравили на нее эту акулу пера, — мрачно попросила Марина. — А что нам оставалось?
— Ты дура! — кипя, вскричала Вика. — Ты хоть сама понимаешь, что наделала? Ты знаешь, какой тираж у этой газеты? А ты знаешь, что за сволочь эта Чернова? Это первый раз в жизни, когда она предлагает о ком-то хорошо написать совершенно бесплатно!
— Не бесплатно, каждая ее строчка больших денег стоит.
— Для нас бесплатно, балда! Собиралась нас хвалить и ничего с нас за это не брать. Такой форт один раз в жизни! А ты?
Марина слегка покраснела и неохотно выдавила:
— Ну, на тебе ведь это не скажется, правда? Или скажется?
— Да на тебе это скажется! Твоя карьера была на мази, а ты сама, собственной рукой! Трясет меня от тебя, вот что!
— Вичка, — жалобно произнесла собеседница, — ты же не читала! Да я и под угрозой пистолета не придумала бы тех ужасных ответов, которые сочинила за меня эта ваша Чернова. Там какой-то кошмар!
— Она пишет, как все. Ты что, газет не читаешь?
— Не читаю, — покаялась Марина. — У меня на них нервов не хватает.
Вика махнула рукой:
— На тебя и злиться-то толком невозможно. Ладно, будем надеяться, что пронесет. А Дашу действительно надо предупредить, тут ты права.
Однако она не успела снять трубку, как телефон зазвонил.
— Виктория Павловна? Это Наташа. Я по поводу похорон. Они будут завтра, и поминки тоже. Вы ведь придете? А у вас нет телефона Марины Олеговны? Она здесь? Она придет? Дядя очень уважал ее, честное слово. Вы его простите, хорошо? Я его простила.
— Она его простила, — передала Марине Вика. — А ты?
— А мне Ушастика очень жалко. Остальное-то все — чепуха. Вот, кстати, мы и выяснили, строил ли Преображенский против нас с тобою козни. Он вел себя с нами более, чем порядочно, и пел нам дифирамбы. А мы после этого будем покрывать его убийцу?
Виктория Павловна лишь вздохнула и набрала номер Даши. Отвечать на глупые вопросы она не собиралась.
Поминки проходили в ресторане Дома актера, народу была тьма, но из студийцев всего четверо: Вика с Мариной, Наташа и, как ни странно, Дашенька, бледная, измученная и без привычного Дениса за спиной. Заправляла действом Галина Николаевна, весьма элегантная в черном трауре, спокойная и уверенная. Дашенька явно не желала попадаться ей на глаза.
— Переживаешь? — сочувственно спросила девочку Виктория Павловна. — На тебе лица нет. Жаль его, конечно, но ты и себя пожалей.
— А за что мне себя жалеть? — со слезами в голосе возразила та. — Я столько обижала его, столько мучила! Вот сейчас думаю — зачем? Зачем я была такая злая? Могла бы мягче как-то, добрее, да?
— Да куда мягче? Уж ты ли у нас не добрая?
— Не добрая, нет. Иногда у меня не хватало терпения, и я срывалась. А ведь он гений, к нему нельзя было подходить с обычными мерками, правда? Ему надо было все прощать, все, а я! И ничего уже не исправишь, ничего!
У Вики защемило сердце, она нежно обняла Дашеньку за плечи. Та вдруг вздрогнула, напряглась, и Вика увидела, что через зал к ним направляется вдова.
— Рада, что вы смогли прийти, Виктория Павловна, — светским тоном поблагодарила она, приблизившись. — Правда, мой муж погиб в расцвете таланта из-за вашей безалаберности, но я не собираюсь вас винить. Вы ведь сделали это не нарочно, просто в силу своего неподходящего для руководителя характера.
Виктория Павловна с трудом выдавила:
— Я… я не… почему?
— В вашей студии вечный бардак, не правда ли? То открытые люки, то незакрепленные блоки. Вы руководитель, и соблюдение техники безопасности на вашей совести, а не на совести бедной затравленной Поляковой. Но не волнуйтесь, я не стану затевать против вас дело. От женщины, которая даже не умеет поддерживать в порядке собственный макияж, смешно требовать, чтобы она содержала в порядке студию.
«Неужели опять потекли ресницы?» — промелькнуло в голове у Вики. Думать о других, более страшных обвинениях не было сил.
— Вы ведь знаете, Галина Николаевна, что неправы, — тихо произнесла Марина. — Виктория Павловна очень хороший организатор, и накладок в студии было на удивление мало.